“Не жалею о своем поступке”. Как экс-студентка ЕГУ выиграла суд против вуза

Бывшая студентка Европейского гуманитарного университета Татьяна Борисова через литовский суд оспорила свое отчисление из вуза, произошедшее в начале 2024 года. Эта история была частью скандала с харасментом в ЕГУ.

Суд признал, что Борисова нарушила академическую этику, разослав студентам ироничное письмо с PDF-файлом “Rašytinis įspėjimas Tatianai Borisovai”, однако не установил умысла обмана или причинения ущерба университету. Её действия были расценены как неудачная форма выражения мнения, а не злонамеренный поступок. 

В решении суда сказано, что отчисление — непропорциональная мера, и университет должен был выбрать более мягкую реакцию, учитывая академическую среду и принцип сохранения договора.

Таким оказался финал разбирательства обвинений в харасменте, прозвучавших осенью 2023 года от анонимных студенток в адрес художника и преподавателя ЕГУ Сергея Селецкого. Его тоже на тот момент уволили, но через суд Селецкий осенью того же 2024 года восстановился на работе в вузе.

Борисова рассказала Еврорадио, как получилось отстоять свои права в суде, чем она занималась два года после отчисления из ЕГУ и жалеет ли, что выступила публично с критикой поведения Селецкого.

— Татьяна, расскажите, насколько сложным — морально и юридически — этот процесс был для вас?

— Очень сложным, потому что это длилось целых два года, с момента отчисления. А понимание, что меня отчислят, пришло в октябре 2023 года. Практически сразу мне стало это понятно по атмосфере, которая тогда была в университете.

Было очень трудно заниматься своим делом, я находилась в очень тяжелом психологическом состоянии. Я обратилась за помощью к государственному адвокату, но по сути сама вела своё дело в суде. 

Оказалось, что государственный защитник может помочь только с переводом текста на литовский язык или оформления “шапки” заявления и подписи внизу документа. А так я сама все писала и готовила, говорила адвокату, что делать.

— А 9 тысяч ЕГУ за что должен заплатить?

— Они наняли специально для этого дела платного адвоката. И с них суд взыскивает как то, что мы делим по процентам (25% возмещаю я, 75% — они). Также они оплачивают услуги государственного адвоката, хотя его услуги стоят сравнительно дешево, меньше двух тысяч евро. 

— Что вам сейчас пишут после вынесенного решения?

— Ко мне приходило много сообщений от разных людей, с некоторыми из которых я даже не знакома, с поздравлениями и с предложением помочь с выплатой суммы для университета. Вот белорусское феминистическое сообщество высказало желание помочь. 

Еще мне написали студенты, которых я не знаю. Они сказали, что студенческое сообщество очень разочаровано таким решением и в шоке от того, что мне придется это выплачивать. И, в общем, предложили мне открыть сбор средств, чтобы всё собрать. 

Сейчас это действительно сделала, открыла сбор. Хотя мне неловко просить деньги, когда есть объективно более тяжелые случаи, в которых действительно нужна помощь денежная.

А ребенку было тяжело, и мне было тяжело справляться, поскольку у меня была депрессия, я не могла работать в полную силу. Соответственно ухудшилось финансовое положение, и состояние ребенка. Как я могу его развлекать, общаться, водить куда-то, когда у меня нет на это сил. Это чувствуется сразу. 

Сейчас надо будет выплатить эту сумму — 1300 евро. Я опять-таки урежу то, что можно урезать, в том числе оплату за один из кружков сына, а также сеансы к психологу. 

— Предыдущее руководство вуза, на мой взгляд, излишне предвзято и жестко к вам обошлось. Сейчас ректор другой. Как вам кажется, порядки в академической среде за время вашего отсутствия в ЕГУ изменились или ситуация, которую вы пережили, может вновь повториться?

— Понятия не имею, что происходило в вузе те два года, что я там не училась. Я постаралась не общаться с теми, кто там учится или кто связан с университетом. 

И когда я узнала, что ректор (Кшиштоф Рыбинский — Еврорадио) увольняется, я не была рада. Хотя он подал на меня жалобу и отчислял. В моем случае он поступил неверно. Но если смотреть в целом, что происходило с университетом, какие изменения он проводил: демократизацию процессов, была попытка изменить этический кодекс, разобраться с жалобой на харасмент. Это, пожалуй, единственный ректор, которого это волновало за историю предыдущих руководителей вуза.   

— Почему вы хотите вернуться именно в ЕГУ. Может стоило похожую специальность освоить в другом вузе?   

— Дело в том, что я не владею другими языками и не могу переехать из Вильнюса — у меня тут сын ходит в школу. Переезжать в новое место — это стресс, трудности. А в самом Вильнюсе похожей специальности я не нашла на русском или белорусском языке. Есть только филология — русистика, но моё направление — культура 

— Преподаватель Сергей Селецкий прошлой осенью тоже выиграл дело в суде против ЕГУ, восстановился в нем и получил материальную компенсацию в размере 40 тысяч евро. Что вы думаете об этом решении суда?

— Конечно, это грустная новость для университета, его репутации, его студенток. 

Его восстановили не потому, что обвинения в харасменте были неправдой, а потому что университет неправильно оформил расторжение договора с ним. Только в этом дело.   

— Что на ваш взгляд неверно сделал ЕГУ, если преподаватель, обвиненный в неподобающем поведении с учащимися, вновь получил право на взаимодействие со студентами в вузе? 

— Возможно по объективной причине обжалование решения не было возможным. Какая-то чистая формальность сыграла свою роль. 

Поэтому вполне нормальная вещь, что с помощью юридических нюансов можно добиться своего, скажем так. И я думаю, что университет не был заинтересован в том, чтобы выиграть дело, это тоже сыграло свою роль. Потому что старый ректор ушел, остались старая среда и занимающие руководящие посты в университете люди остались в дружеских отношениях с Селецким, поддерживают его. 

Поэтому университет был только рад этому решению и, полагаю, не приложил достаточных усилий, чтобы выиграть дело. 

— Будет ли вам комфортно учиться в вузе, где преподает Селецкий?

— Я не нахожусь на его специальности, хотя приписана к департаменту, где он преподает. Поэтому просто буду видеть его в вузе. Поскольку я не была жертвой его харасмента для меня это не будет нести больших проблем. 

Хотя это очень неприятно, потому что я знаю, что это за человек. Просто когда я еще училась в университете, после моих первых петиций, активной студенческой деятельности по самоуправлению, ко мне студентки обращались с жалобами. Я пыталась помочь, но ничего не вышло.

Для меня лично это ничего не изменит. Мне будет сложнее учиться, просто потому что у меня ухудшились когнитивные способности за это время. Я в последнее время училась в Свободном университете, мне учеба всегда легко давалась. А тут на занятиях по риторике мы обсуждали книгу “Диалектика просвещения”, которую обсуждали еще в ЕГУ. Сейчас я её открыла — и ничего не поняла из написанного. 

Очень сильно ухудшилась способность к учебе. Все, что я учила раньше, забыла полностью. Собственно я это и говорила в суде — мне нужна компенсация, потому что я не могу учиться сейчас так, как раньше      

— Часть людей считают, что кейс обвинения в харасменте Селецкого оказался провальным. Он восстановился в вузе, факт харасмента, кажется, ни на что не повлиял. Вы не жалеете, что выступили публично с обвинениями? Ведь по факту основной жертвой ситуации стали в первую очередь вы, а не Селецкий и ЕГУ.

— Я ни разу за все это время не жалела о том, что сделала. Я все сделала по совести, не сказала ни слова лжи. Все, что было дано в моём интервью, было подтверждено самим Селецким на заседании комиссии по этике. Я говорила только правду.   

И говорить о проблемах нужно, а замалчивать их нельзя.  

У меня не было никаких сожалений. Я знала к каким последствиям это может привести. Конечно, когда это лично переживаешь, это намного тяжелее воспринимается, чем когда предполагаешь, что это случится. Я понимала, что вуз — это не та среда, где есть свобода и справедливость.  

Возможно, я бы сейчас написала бы другое письмо (речь про ироничное письмо студентам ЕГУ, в котором я рассказала о несправедливости в университете и на заседании комиссии по этике). Я бы сформулировала его по-другому, сама бы подготовилась к суду и выиграла бы его.   

Я сделала все правильно и совершенно не жалею о своем поступке. 

Когда меня отчислили, мне рекомендовали люди, близкие к руководству университета, заключить соглашение, чтобы меня и Селецкого вернули. Когда мне сделали это предложение, я была в шоке, что такие вещи вообще можно предлагать. Идти на такой компромисс — это неправильно. Компромисс — это хорошо, когда не идешь против совести.       

— Как вы думаете, эта ситуация негативно повлияет на желание людей публично высказываться о фактах харасмента публично?

— Ситуация имела позитивный эффект — люди высказались, их истории учли. Была комиссия по этике — не университетская, а правозащитников литовских. Озвученные факты сочли достоверными в ходе разбирательства.  

Понятно, что университет за одну историю не изменится.

В моем же случае я в выигрыше — я выиграла суд, возвращаюсь в университет. Если они не обжалуют решение, что для них невыгодно. 

Мне кажется наоборот, это придает смелости, когда кто-то это уже сделал, рассказал о проблеме. Уже проще говорить другим. Я считаю это выигрышным делом, несмотря на последствия.