Сестра Колесниковой: “Я бы просто обняла Машу и дала ей покой”

Еврорадио попросило Татьяну Хомич представить её встречу с сестрой — Марией Колесниковой. Татьяна честно призналась, что ей сложно об этом думать.

— Мне бы так хотелось её очень крепко обнять. Думаю, будет очень много слез. И у меня, и, наверное, у Маши, и у близких.

Татьяна Хомич давно и последовательно выступает за необходимость переговоров с режимом Александра Лукашенко. Через несколько дней после освобождения из белорусской тюрьмы Сергея Тихановского, мы расспросили её о том, как избежать закрытия приоткрывшегося “окна возможностей”.

Одно слово Трампа?

— С какими эмоциями вы следили за освобождением нескольких белорусских политзаключённых?

— Раньше звучали предположения, что режим не выпустит лидеров протеста 2020 года. И поэтому настолько важное событие — освобождение Сергея Тихановского, такой важной фигуры. Это случилось неожиданно для многих, в том числе и для меня. Я видела реакцию Светланы Тихановской — и для неё это тоже было большой неожиданностью.

Важно понимать, что один инструмент — только давление или только переговоры — не работают. Работает всё вместе. И важно использовать каждый инструмент в нужный момент. Важно, что изменился контекст. Сегодняшняя ситуация сильно отличается от той, которая была в 2020-м или даже в 2022-м годах. Вот поэтому произошедшее и стало возможным.

Я давно работаю с администрациями США — мы говорили и с администрацией бывшего президента Джо Байдена, продолжаем говорить с действующей администрацией. И Ассоциация родственников и бывших политзаключённых давно поднимала вопрос, что диалог должен состояться для освобождения людей. И изменившийся контекст привел к возможности таких переговоров и такого контакта.

Часто и в публичной, и в непубличной коммуникации я слышала, что важно изолировать режим. Но произошедшие переговоры стали бы невозможными без непосредственно прямого контакта с Минском. И это именно то, что сработало.

Мне кажется, что такое освобождение — это важный знак, в том числе для стран Евросоюза, потому что руководство некоторых стран и институтов скептично смотрело на этот американский трек. Не было уверенности, что будут какие-то результаты вообще.

Представьте, что Маша вышла

— Как давно вы не получали новостей от Марии?

— Более полугода. Моя личная переписка с ней закончилась ещё в 2023 году. У нашего папы с Машей тоже нет связи. Новости о ней я узнаю только по слухам — от политзаключённых, которые уже вышли на свободу.

Последнее, что я знаю — Мария находится в отряде, как и многие в женской колонии, работает на швейной фабрике. С осени 2024 года ей улучшили питание и оказывают медицинскую помощь.

— Если бы вы могли написать Марии, о чём бы было это письмо?

— Я бы сказала, что я очень ее люблю, я очень ею горжусь, я очень надеюсь, что она делает все возможное, чтобы оказаться на свободе.

— И если бы её освобождение произошло также неожиданно, как освобождение Сергея Тихановского, как бы вы её встречали?

— Я бы крепко её обняла. Я думаю, нужно прежде всего ориентироваться на тех, кто выходит, на то, что им нужно. Так что всё будет зависеть от самой Марии. Предполагаю, первое, чего она захочет — это просто покоя.

Мне кажется, что это очень сложно через пять лет оказаться в другой стране, в совсем другом контексте. И нужно спокойно и очень медленно входить в этот новый контекст. И моя задача будет в том, чтобы обеспечить этот комфорт. Плюс понадобится хотя бы минимальный медицинский чек-ап…

— Но клубника и просекко будут?

— Конечно. А может, и что-то другое — все, что Маша захочет.