Травма, ярость, протесты: Израиль спустя два года войны

Между Израилем и ХАМАС началось прекращение огня, что является первым шагом к перемирию. Президент США Дональд Трамп объявил, что заложники, удерживаемые в секторе Газа два года и два дня, будут освобождены “очень скоро”.

Война Израиля с террористами ХАМАС началась с момента, когда 7 октября 2023 года произошло нападение на музыкальный фестиваль Supernova и близлежащие кибуцы. В тот день с Сектора Газа запустили более трех тысяч ракет, а во время наземного вторжения погибло более 1200 человек. Также террористы захватили 253 заложника. В ответ на это Израиль начал военную операцию в Секторе Газа.

В ходе войны израильская армия освободила 141 заложника, десятки были найдены мертвыми. До сих пор в Газе находится еще около 20 взятых в плен израильтян. 

При этом, наибольшие потери понесло местное палестинское население. За время операции в Секторе Газа было убито более 60 тысяч человек, утверждают в местном министерстве здравоохранения, эти цифры используют и эксперты ООН.

На днях президент США Дональд Трамп представил “план завершения войны” из 20 пунктов. Он предлагает за освобождение заложников и возвращение тел из Газы, освободить 250 палестинцев, которые отбывают пожизненное заключение в тюрьмах Израиля, и 1700 жителей Газы, задержанных после нападения ХАМАС.

Ещё Трамп предлагает амнистировать тех членов ХАМАС, которые согласятся перейти к мирному сосуществованию с Израилем, разрешить структурам ООН ввозить и распределять гуманитарную помощь в секторе Газа, создать “временный переходный технократический, аполитичный палестинский комитет” и представить программу экономического развития сектора Газы.

При этом в самом Израиле регулярно проходят протесты тех, кто не согласен с нынешней политикой страны по поводу ведения войны.

Еврорадио поговорило с молодыми израильтянами о том, как они видят ситуацию и чего от нее ожидают.

“И повсюду эти стикеры с улыбающимися людьми, которые умерли”

Андрей переехал в Израиль в 2014 году. Сейчас он живет на две страны и 7 октября встретил в Берлине, переживая все “удаленно” — в сопровождении бесконечных созвонов и думскроллинга в телефоне.

Такого нападения не ожидал никто, поэтому в обществе сразу появились вопросы: как это допустили, кто виноват и как на это ответить, рассказывает Андрей.

— Со временем эти эмоции начали немного отпускать. Но посттравма того или иного свойства возникла у всех — кадры того, что было, сопереживание. Через второе или третье рукопожатие есть жертвы. У моего приятеля была приёмная семья в этом кибуце [Беэри, — Еврорадио], и понятно, что её больше нет. И ещё через одни руки были участники фестиваля.

Это не где-то далеко. Если уж говорить о каких-то общегуманных человеческих ценностях, то, что началось, я никак иначе не могу интерпретировать: это война, это кровавое нападение. Это самая большая "резня" со времен Холокоста. И второй в мире теракт по жертвам с момента 9.11. Поэтому за нападением должен следовать какой-то ответ. И желательно решительный.

Он также отмечает, что сейчас среди израильтян в Европе существует тренд для безопасности— не говорить, откуда они приехали.

— Иногда проще мимикрировать под кого-то другого, чем под израильтянина, на всякий случай, потому что это небезопасно. Наверное, единственные две страны, где я даже об этом не задумывался, — это США и Грузия.

Для Назара, 28-летнего программиста, который родился в палестинском городе в Израиле, очень важно, чтобы люди знали контекст этого конфликта. В связи с войной он увидел все больше опасности, как для палестинских граждан Израиля, которые всё больше теряют свои права, так и для еврейских, которые выступают против правительства.

— Это не началось 7 октября. Это процесс, который идет более 70 лет. Я чувствую, что эта страна становится более фашистской даже для евреев. В начале войны предпринимались серьёзные попытки запугать людей, велся мониторинг социальных сетей. Люди боялись открыто заявлять, что они против войны.

Своим же мнением он может свободно делиться только с близкими людьми. Похожее высказал и Тимур, который приехал в Израиль 9 лет назад “убежденным сионистом”.

— Чем дольше я жил в Израиле, тем больше я видел того, что касается оккупации и в целом влияния правых сил на политику. На самом деле, реальность немного другая. И эту реальность ты в масс-медиа или в школьной программе не увидишь, потому что она зацензурена, либо просто не обсуждается.

Здесь не принято обсуждать левый взгляд, потому что левые считаются национал-предателями по умолчанию. Все мои родственники правые и ультраправые, поэтому с ними я это не обсуждаю. Друзей я тоже довольно много потерял. Потому что не все готовы мириться с мыслью, что там в Газе тоже люди, или что палестинцы тоже люди, что им нужна независимость.

Тимур говорит, что 7 октября стало переломом, который будет определять всю историю Израиля и евреев.

— Здесь травма не прорабатывается, а культивируется. И правительство не заинтересовано в госкомиссии и в расследовании того, что на самом деле произошло. Поэтому все просто превращается в бесконечный плач и призыв к мести. Это транслируется через бытовые разговоры.

Как наглядный пример, Тимур обращает внимание на множество стикеров с погибшими солдатами и гражданскими, которые расклеены по городам.

— На тебя с каждого угла смотрят тысячи мертвых глаз. На них может быть написана какая-то мотивирующая цитата в духе Стетхема или очень классная фотография с пляжа или в униформе. Но это все люди. И таких стикеров в каждым днём больше: на остановке, в метро, на каждом углу. Потому что возвращают мертвых заложников, погибают новые солдаты.

Это очень своеобразная атмосфера. Жарко, ярко, светло. Пляж. И повсюду эти стикеры с улыбающимися людьми, которые умерли. И продолжают умирать каждый день. Израиль такой.

“Я никогда не ожидал, что такое может случиться в Израиле”

Спустя примерно полгода после начала операции в Газе, в Израиле начались субботние протесты против политики действующих властей. Демонстранты выступают за остановку войны, возвращение заложников и переговоры с ХАМАС. Самые крупные митинги доходили до 500 тысяч человек, некоторые заканчивались разгонами протестующих и арестами.

По опросам, которые проводит Израильский институт демократии (беспартийный аналитический центр), если в середине октября 2023 года только 17% израильтян считали, что их правительство должно вести переговоры об освобождении заложников, даже если это означает прекращение боевых действий, то к годовщине нападения таких было 53%.

В середине июля этого года опрос, проведенный местным израильским телеканалом Channel 12, показал, что 74% израильтян поддерживают идею достижения правительством соглашения с ХАМАС об освобождении всех заложников и прекращении боевых действий в секторе Газа.

Андрей не является сторонником Нетаньяху, но считает, что тот вполне исполняет свои репрезентативные функции. Например, “взялся за две задачи, которые не реально решать единовременно: уничтожать Хамас и возвращать заложников”.

— Я не понимаю, кому адресованы эти демонстрации “Верните заложников”. На этом слогане все и заканчивается. Для меня это не очень убедительно звучит, когда человек считает, что может решить всё путём переговоров. Попытки уже были, и в самом начале, некоторые из них даже до чего-то доходили.

Субботние протесты организовывают те же люди, которые делали протесты еще до вторжения ХАМАС против судебной реформы. Для Назара это особенный шок, что полиция начала применять репрессивные методы даже по отношению к евреям левого толка.

При этом, он скептически относится к протестам, которые сейчас проходят в Израиле. Несмотря на то, что в последнее время протестующие начали выступать за прекращение войны, большинство из них признают, что Израиль совершает геноцид.

— Фундаментальная проблема в том, что большинство евреев, которые живут в Израиле, считают, что это еврейская страна, и их жизни важнее других. И если для их жизни палестинцы должны страдать — палестинцы должны страдать. А если палестинцы не хотят здесь жить, то пусть едут в другие страны.

А как еще можно выпустить заложников, спрашиваем. Назар считает, что для правых в Израиле не имеет значения жизни заложников, только уничтожение Газы. Другая же часть евреев — либеральная — хочет остановить войну, и обменять заложников на палестинцев, которые сидят в израильских тюрьмах.

А чего бы хотел ты? — уточняем.

— Это наверно сарказм? Я против этого государства, против фашизма. Я не думаю, что это остановится только в Газе. Это уже проблема в системе. Да, 7 октября случились очень страшные вещи, для меня это было шоком. Я никогда не ожидал, что такое может случиться в Израиле. Это колоссальный провал, которому дали случиться. Для меня не было сюрпризом, что Газа ненавидит Израиль, в отличие от большинства израильских евреев, которые не знают о палестинцах ничего. Израильтяне считают себя жертвами и хорошими ребятами, даже когда они оскорбляют, угнетают и причиняют боль палестинцам.

Назар замечает, что сейчас все больше людей стали выступать против войны, потому что Израиль находится в полном крахе во внешней политике. И он надеется, что прекращение огня будет долгосрочным. 

“Мы все привыкли к постоянной тревожности”

У Андрея же абсолютно другие ощущения относительно того, кто враг. Он вспоминает время, когда жил в Ашкелоне (в 15 км от Сектора Газа): тот период был связан с постоянной тревожностью перед возможным нападением.

— Это страшно, это всегда неприятно, несмотря на то, что их ракеты сопоставимы по мощности с какими-то кустарными. Всегда были ночные страхи о том, как приходят в поселения. А ты там живёшь. Там, на самом деле, нет жёсткой границы, как можно себе представить. То есть было тревожно. Когда я находился там — ракеты ракетами, но я представлял: а что, если нападут на улице? Что дальше делать? На кого рассчитывать? Вот это война. Ощущение того, что где-то рядом находится два миллиона человек, которые в массе своей тебе не друзья и идейно хотят твоего уничтожения.

По мнению Андрея, Израиль во время войны стоит перед экзистенциальной угрозой. И то, что случилось 7 октября, не могло остаться без реакции.

— Как бы это пафосно ни звучало, государство никому не даруется. Оно не получается просто так — без отстаивания и защиты. Израиль ведёт оборонительные войны почти с первых дней своего существования. Приходится всё это отстаивать кровью — видимо, так это всё ещё работает в нашем мире, как бы прискорбно это ни было признавать.

И как бы популистски это ни звучало, я действительно думаю, что ни одна другая армия не вела бы такую войну с точки зрения попытки сделать её максимально гуманной. Да, есть перемещения людей из сектора в сектор. То, что я через вторые руки слышал от солдат, — эти люди точно никогда не будут прежними. Это война в городе. Это худшее, что любой спецназ может видеть. Там угрозы отовсюду.