"Мы же литовцы, это у нас в крови” — разговор с парамедикиней ПКК

37-летняя Рима Журайтис с позывным “Стич” бросила карьеру в финансах США, чтобы стать боевым медиком полка имени Кастуся Калиновского. Она — правнучка литовских беженцев, эмигрировавших в Америку во время Второй мировой войны.

В беседе с Еврорадио Рима рассказала о том, как оказалась в Украине, о службе в стабилизационном пункте и о мечте дальше развиваться в медицине. 

“Быть медиком — это также согласие быть студентом всю жизнь”

— Расскажи о себе, как ты оказалась в Украине?

— В Украине я оказалась, когда начала волонтерить. Но мой волонтерский путь начался в 2014 году, когда Россия вторглась в Крым. Тогда мы занимались более адвокатированием и публичными делами в США — встречались с различными членами Конгресса и разговаривали с ними о свободе Украины и почему вторжение России в Украину было проблемой.

А потом после полномасштабного вторжения я начала больше заниматься гуманитарной деятельностью. Я привозила несмертельную гуманитарную помощь, но чувствовала, что будет лучше служить людям, если стать медиком. Поэтому я решила получить все сертификаты, пройти обучение в Украине и стала медиком.

— Как на это отреагировали твои близкие?

— Моя мама очень поддерживает. Так что у меня никогда не было негативной реакции со стороны моих родственников. Все всегда очень поддерживали. Мы же литовцы, это у нас в крови.

— Как узнала о полке Калиновского?

— Я знала о них и раньше, так как одна из неправительственных организаций, с которыми мы работали в прошлом, помогала им.

Но это было, скорее, не основным. Когда я стала инструктором по тактической медицине (TCCC-Tactical Combat Casualty Care), у меня была группа студентов из полка Калиновского, именно англоязычных иностранцев. И один из них рекрутировал меня, мол, мы знаем, что ты ищешь место в медицинской команде. Так получилось, что в ПКК была вакансия, и я записалась.

— Был ли у тебя раньше опыт в медицине?

— Все мое обучение проходило в Украине. 

Это не находится непосредственно на "нуле". Я не пехотный медик, но мы всегда находимся очень близко.

— Что самое трудное в твоей службе?

— Самое тяжелое в этой работе для меня — страдания, которые претерпевают солдаты, и боль, которую они испытывают от своих травм. Мне тяжело наблюдать за их страданиями. Поэтому я стараюсь сделать все возможное, чтобы как-то помочь.

Или если мы знаем, что есть кто-то, кого мы не можем спасти, например, если жертва уже погибла. Мне грустно за них и их семьи. Я знаю, что их страдания закончились, но страдания их семей только начинаются.

И потеря друзей. Я потеряла нескольких из них, одного совсем недавно, и это было чрезвычайно трудно.

Легче никогда не бывает. Ты просто справляешься со своим горем и продолжаешь функционировать.

— За время войны и, особенно, службы, научилась ли ты справляться с ситуациями, когда невозможно было спасти человека?

— У меня пока не было жертвы, которую мы не могли бы спасти, которая умерла, пока она была с нами [в стабпункте. — Еврорадио].

Это один из тех случаев, которых я не жду, бесспорно. Но я сказала себе, что, когда придет время, просто не надо оглушать себя, не надо стараться не чувствовать этого, а просто придерживаться эмоций.

Для многих из нас вполне нормально проходить терапию, и у меня она есть. Нам всем нужно с кем-то поговорить. И именно здесь я использую большинство таких механизмов преодоления, разговариваю с кем-то, кто может помочь мне пережить многие из этих эмоций и нелегкую работу, которая у нас есть.

Хотелось бы, чтобы больше людей делали так. Полагаю, что это было бы очень полезно, но каждый справляется по-разному. 

В целом мой выбор после терапии — делать разные вещи, связанные с искусством или что-то подобное, либо просто прорабатывать эмоции. Не отбрасывайте их в сторону, так как впоследствии будет труднее это все проработать. 

— Как это быть женщиной на войне?

— Это действительно важный вопрос, особенно, в контексте, когда в этой сфере доминируют мужчины. Поэтому мы всегда будем иметь дело с определенным уровнем мизогинии. Всегда будет какая-то борьба, вроде: женщины не могут выполнять эту работу, либо что-то подобное. Поэтому вам просто нужно принять это, преодолеть и продолжать делать свою работу как можно лучше.

Это никогда не будет легко, и таким вещам нужно много времени для изменений. Поэтому важно не воспринимать лично, а знать, что изменения в системе должны произойти позже, и что наша задача — делать свою работу как можно лучше, независимо от того, насколько это трудно.

Чья Вильня?

— Знаешь ли ты о конфликте, подпитанном пропагандой, который происходит в самой Литве между литовцами и белорусами в последнее время? 

— На самом деле я об этом не знала, будучи литовко-американкой. Мы живем немного отдельно от самой страны, поэтому я не знала об этом внутреннем конфликте. 

Что касается меня, я участвовала в некоторых пробелорусских протестах за свободную Беларусь в Соединенных Штатах в 2020 году и подобных вещах. Там были и другие литовско-американские люди.

Таким образом, с нашей стороны — со стороны литовско-американского сообщества, не было никаких конфликтов с ними.

Мне жаль слышать, что это проблема есть в Литве, но я не знаю подробностей или контекста этого.

— Это как раз пример того, как пропаганда влияет на сообщество, ведь сейчас люди постоянно спрашивают, чья “Погоня” или Вильня. 

— К сожалению, не думаю, что культурные войны когда-нибудь закончатся в определенном смысле. У меня нет информации, чтобы... я имею в виду, как некоторые белорусские друзья говорили мне: "Ну, вы, друзья, сейчас под нами, и все в порядке". А я такая: "Ну, хорошо" (смеется).

Это не значит, что я не надеюсь, это не значит, что я не думаю о будущем, я просто не думаю о нем много. Но главная цель — всегда двигаться дальше в медицине.

— А что тебе дает силы?

— Несколько вещей. Это люди вокруг меня, люди, с которыми я работаю, моя семья, мои друзья, все, кто меня поддерживает.

Мне дает силу понимание того, что я помогаю людям и солдатам, и это важно для меня. Вот откуда я черпаю свою силу — это понимание того, что я — еще один человек, который является позитивной персоной для солдат, получивших ранения и приходящих за помощью. И я вношу свой вклад, чтобы помочь им спасти жизнь или сделать их жизнь проще и лучше, а также улучшить процесс их выздоровления.

Вот откуда я черпаю свою силу.

Опять же, один в поле не воин. Поэтому люди вокруг тебя... очень важно иметь рядом нужных людей, которые поддерживают тебя и дают тебе силу и энергию.

— Почему Стич?

— Я очень маленькая, и мои друзья дали мне прозвище "ужасно милая" (violently adorable). Единственный персонаж в мире мультфильмов, который “ужасно милый", — это Стич. Вот почему Стич стал частью моей личности и того, кем я есть.

У меня есть три татуировки. Видимо, это также потому, что Стич в фильме в конце концов помогает людям и заботится о человечестве. Я провожу параллели с этим. Также я медик, поэтому зашиваю людей по работе — to stitch (от английского слова “шов”).